Только теперь я вспомнил их лица в тот вечер, когда они после
Крейцеровой сонаты сыграли какую-то страстную вещицу, не помню кого,
какую-то до похабности чувственную пьесу. "Как я мог уехать? - говорил я
себе, вспоминая их лица. - Разве не ясно было, что между ними все
совершилось в этот вечер? и разве не видно было, что уже в этот вечер между
ними не только не было никакой преграды, но что они оба, главное она,
испытывали некоторый стыд после того, что случилось с ними?" Помню, как она
слабо, жалобно и блаженно улыбалась, утирая пот с раскрасневшегося лица,
когда я подошел к фортепиано. Они уже тогда избегали смотреть друг на друга,
и только за ужином, когда он наливал ей воды, они взглянули друг на друга и
чуть улыбнулись. Я с ужасом вспомнил теперь этот перехваченный мною их
взгляд с чуть заметной улыбкой. "Да, все кончено", - говорил мне один голос,
и тотчас же другой голос говорил совсем другое. "Это что-то нашло на тебя,
этого не может быть",-говорил этот другой голос. Мне жутко стало лежать в
темноте, я зажег спичку, и мне как-то страшно стало в этой маленькой
комнатке с желтыми обоями. Я закурил папироску и, как всегда бывает, когда
вертишься в одном и том же кругу неразрешающихся противоречий, - куришь, и я
курил одну папироску за другой, для того чтобы затуманить себя и не видать
противоречий.
Я не заснул всю ночь, и в пять часов, решив, что не могу оставаться
более в этом напряжении и сейчас же поеду, я встал, разбудил сторожа,
который мне прислуживал, и послал его за лошадьми. В заседание я послал
записку о том, что я по экстренному делу вызван в Москву; потому прошу,
чтобы меня заменил член. В восемь часов я сел в тарантас и поехал.
Крейцеровой сонаты сыграли какую-то страстную вещицу, не помню кого,
какую-то до похабности чувственную пьесу. "Как я мог уехать? - говорил я
себе, вспоминая их лица. - Разве не ясно было, что между ними все
совершилось в этот вечер? и разве не видно было, что уже в этот вечер между
ними не только не было никакой преграды, но что они оба, главное она,
испытывали некоторый стыд после того, что случилось с ними?" Помню, как она
слабо, жалобно и блаженно улыбалась, утирая пот с раскрасневшегося лица,
когда я подошел к фортепиано. Они уже тогда избегали смотреть друг на друга,
и только за ужином, когда он наливал ей воды, они взглянули друг на друга и
чуть улыбнулись. Я с ужасом вспомнил теперь этот перехваченный мною их
взгляд с чуть заметной улыбкой. "Да, все кончено", - говорил мне один голос,
и тотчас же другой голос говорил совсем другое. "Это что-то нашло на тебя,
этого не может быть",-говорил этот другой голос. Мне жутко стало лежать в
темноте, я зажег спичку, и мне как-то страшно стало в этой маленькой
комнатке с желтыми обоями. Я закурил папироску и, как всегда бывает, когда
вертишься в одном и том же кругу неразрешающихся противоречий, - куришь, и я
курил одну папироску за другой, для того чтобы затуманить себя и не видать
противоречий.
Я не заснул всю ночь, и в пять часов, решив, что не могу оставаться
более в этом напряжении и сейчас же поеду, я встал, разбудил сторожа,
который мне прислуживал, и послал его за лошадьми. В заседание я послал
записку о том, что я по экстренному делу вызван в Москву; потому прошу,
чтобы меня заменил член. В восемь часов я сел в тарантас и поехал.