#28 Всё правильно сделал [x] «C чисто биохимической точки зрения, состояние влюблённости даёт комплекс соединений, вырабатываемый железами внутренней секреции, и главенствующую роль там играет метамфетамин со своими производными. Выбрасывается мет в кровь тогда, когда мы видим объект любви. Метамфетамин круто прёт, но с него начинаются жёсткие и вредные для здоровья отходняки, когда его концентрация в крови падает. Следовательно, если тебе нравится какой–то человек, на него надо смотреть как можно чаще.
Да, хорошо снимают с метаболитов метамфетамина опиаты, которые вырабатываются в момент оргазма. Поэтому любимых людей надо ебать, а не выёбываться.»
ЭТО настигает меня врасплох и завладевает всем моим жалким существом. Я становлюсь дрожащей, рассеянной. Волны горячего и тягучего вещества наполняют моё тело, и оно становится ватным, податливым. Некоторое время я не могу ни о чём думать, кроме ЭТОГО. ЭТО сильнее меня. Болит живот. Хочу.
Всё уже было "В 1905 году, в разгар русско-японской войны группа русских студентов отправила в Токио телеграмму микадо с искренним приветом и пожеланием скорейшей победы над кровавым русским царем и его ненавистным самодержавием.
В том же 1905 году та же группа русских студентов обратилась к польским патриотам с братским приветом и пожелала успеха в борьбе с царским правительством за восстановление польского государства и свержение русского абсолютизма.
Прошло 15 лет. Капризной игрой исторической судьбы эта группа русских студентов, возмужавшая и разросшаяся, превратилась, худо ли, хорошо ли, в русское правительство и принялась диктаторски править страной.
Тогда нашлась в стране другая группа русских интеллигентных людей, которая стала отправлять в то же Токио телеграммы и даже депутации к микадо и его министрам с искренним приветом и пожеланием победы над кровавыми русскими правителями и ненавистным им комиссародержавием.
Вместе с тем та же группа русских людей обратилась к польским патриотам (в свою очередь созревшим и оформившимся за эти 15 лет) с братским приветом и пожеланием успеха в их борьбе с красным правительством за расширение польского государства и свержение русского деспотизма...
Группа русских пораженцев 1905 года на упрек в антипатриотизме и предательстве родины отвечала обычно, что нужно различать петербургское правительство от русского народа, что русское царское правительство ненавидимо русским народом и что оно не столько русское, сколько немецкое. К этому прибавлялось для вящей убедительности, что интересы мировой "солидарности трудящихся" должны стоять на первом плане, а русская власть есть их величайший враг.
Группа русских пораженцев 1920 года на упреки в антипатриотизме и забвении родины отвечает обычно, что нужно отличать московское правительство от русского народа, что русское советское правительство ненавидимо русским народом, и что оно не столько русское, сколько еврейское.. К этому присовокупляется, для пущей убедительности, что интересы мировой "культуры" должны стоять на первом плане, а нынешняя русская власть есть их непримиримый враг...
Но кроме этих двух групп, слава Богу, имеются люди, - и, по-видимому, их все-таки большинство, которые умеют руководствоваться в своих поступках и мыслях не своим отношением к тому или другому правительству, правящему в данный момент страной, а своим отношением к ней самой как к целостному, живому организму.
Для таких людей недостатки правительства, каковы бы они не были, не могут служить мотивом поддержки внешних чужих сил в их борьбе с родной страной. Для таких людей известный афоризм "всякий народ имеет то правительство, которое заслуживает" приобретает глубокий смысл, гласящий, что лишь те перемены правительства законны и благотворны, которые принудительно вытекают из недр самой страны, самой нации."
1. Едите ли вы, если голодны, и способны ли останавливаться, когда сыты? 2. Вы прекращаете есть, потому что решаете, что "хватит" и "пора остановиться (а не потому, что просто наелись)? 3. Вы выбираете пищу на основании того, что вкусно лично вам? 4. Вы чувствуете себя плохо физически (тошнота, головокружение, слабость), если вы на диете или недостаточно поели? 5. Ощущаете ли вы, что ваше питание представляет собой комбинацию «здоровой» и «вкусной» пищи? 6. Необходимо ли вам есть по определенной схеме – например, всегда три раза в день или всегда в определенный момент дня? 7. Верите ли вы в то, что если вы будете есть, когда вы голодны, и останавливаться, когда сыты, то вы не поправитесь? 8. Вы испытываете чувство вины, если вы едите до того момента, когда вы чувствуете переполнение и дискомфорт? 9. Способны ли сбалансировать то время, которое вы отдаете размышлениям о весе, диете, питании с размышлениями о других аспектах вашей жизни – отношениям, работе, саморазвитию? 10. Вы наблюдаете за тем, что едят другие люди, чтобы решить, что вы будете есть (например, в ресторане)? 11. Способны ли вы оставить несколько печений на тарелке, потому что вы знаете, что сможете доесть их завтра? 12. Вы выбираете еду, исходя из содержания калорий?
ключ1. Сложите все ответы "нет", которые вы дали на вопросы, идущие под нечетными номерами. Запишите. 2. Сложите все ответы "да", которые вы дали на вопросы, идущие под четными номерами. Запишите. 3. Сложите оба полученных числа.
Если вы получили результат от 0 до 3. Этот результат говорит о здоровом отношении к еде и питанию.
Если вы получили результат от 4 до 8. Этот результат говорит о том, что культурное давление, которое вы испытываете относительно того, какие виды пищи вы должны выбирать и сколько есть, может влиять на уровень самопринятия и настроение. Может быть небесполезно исследовать эту область.
Если вы получили результат от 9 до 12. Этот результат свидетельствует о серьезных нарушениях взаимоотношений с едой, от пищевой обсессии до расстройств пищевого поведения. Эти нарушения могут серьезно влиять на жизнь и здоровье респондента. Рекомендуется профессиональная помощь для работы с чувствами, мыслями и переживаниями, касающимися еды и образа собственного тела. Рекомендовано медицинское обследование для оценки соматических жалоб.
Я заметила, что многие люди находят легитимный способ делать это, когда у них рождаются дети. Эти замечательные люди покупают себе - вместе с ребенком - железную дорогу, или красивую куклу. Они приносят из магазинов целую кучу поделочных материалов, и с удовольствием "развозят грязь по квартире". Потому что как бы не себе, а ребенку, можно и нужно. А если все же себе?
* приступы повышенного аппетита без ощущение физического голода; * история колебаний веса; * история многочисленных неуспешных диет; * озабоченность собственным весом; * чувство вины и злость на себя с связи с перееданием; * быстрый набор веса или ожирение; * отказ от участия в том или ином виде социальной активности в связи с собственным весом * стремление есть в одиночестве в связи с чувством стыда и неловкости; * потребность есть поменьше на публике; * подавленность, склонность к депрессии и перепадам настроения; * снижение двигательной активности в связи с набором веса; * низкая самооценка и потребность в этой связи поглощать большие количествва пищи.
Зато примечаю подробности, мелочи, которых раньше не видела, зато они важны именно теперь.
Чтобы разрешение проблем во взаимоотношения с едой стало возможным, нужна структура, скелет, костяк. Такой костяк обеспечивают три достаточно сытные, полноценные приема пищи в день.
психологически человеку чрезвычайно сложно существовать в условиях постоянных ограничений, душа протестует и требует свободы есть все, что захочется. Кроме того, крэш-диета приводит к особенным, специфическим психологическим проблемам, разбираться с которыми в конечном итоге приходится все равно. - кажется, я - уже разобралась. Прошёл примерно год с тех пор, как я забросила последнюю диету.
- Психологически перекусы не воспринимаются как полноценные приемы пищи, и часто не препятствуют следующему по раписанию обеду или ужину - в результате, мы перебираем нужных калорий, которые не успеваем потратить.
- В силу того, что перекусы чаще всего состоят из простых углеводов, они насыщают на очень короткое время, и способствуют появлению зверского приступа аппетита. Одно это может привести к еще одному перекусу. В результате это входит в привычку, мы разрушаем привычную стройную структуру - обед, завтрак, ужин. Формируется физиологическая и психическая зависимость от "вкусненького" - ниже обсудим, почему так происходит.
Итак, чтобы перестать перекусывать, нужно достаточно и вовремя есть. Никак по-другому исправить ситуацию не удастся. Это не достаточное условие, чтобы избавиться от перекусов, но асболютно необходимое.
Целый ряд продуктов содержит незаменимую аминокислоту триптофан. Незаменимыми аминокислоты называются потому, что получить их можно только из еды, и более ниоткуда. Триптофан содержится в мясе и рыбе, но ровно также он содержится в бананах и арахисовом масле. Триптофан также стимулирует выработку серотонина. В результате человек очень быстро соображает, что если поесть, то настроение его улучшится. Существуют пищевые аддикты, которые почти не едят сладкого, но вовсю лопают бутерброды с колбасой.
Ошибка восьмая. Фокусировка на абстрактных целях вместо конкретных.
Мы все умные, мы все читали про зону ближайшего развития. И - мы все ученые, что задачу надо ставить чуть выше возможностей. Иначе, понимаешь, неинтересно сразу становится. Поэтому если мы замахиваемся - то сразу. И навсегда. Так вот - это не работает. Хочешь изменить поведение - ставь максимально простые и четкие задачи.
См. ошибку чевтертую: конкретизируйте. Если цель - правильное и здоровое питание, начните со здорового ужина. Два раза в неделю, не менее трех месяцев. Только ужин, только два раза. Если цель - освоить иностранный язык, то пусть эту будут полчаса, три раза в неделю. Всегда - в определенный момент дня. Три часа после обеда, что бы ни произошло. Так строится скелет, на который потом удается "нарастить мясо" поведенческих изменений.
читать дальшеА вот это в большей степени про меня. Но вот только это больше не относится к теме еды. 1. Удовлетворяй потребности других. "Плизерство".
Это в принципе одна из базовых характеристик личности с нарушенными взаимоотношениями с едой, будь то истощенная до аменорреи анорексичка, булимический пациент или компульсивный обжора. В тот момент, когда мы говорим себе, что о своих потребностях мы позаботимся позднее, после того, как сделам что-то для другого, мы, фактически, признаем себя менее ценными, чем другие. Выйти на работу с температурой - значит, признать, что потребности владельца предприятия, начальника или клиента важнее ваших. Вызваться помогать знакомому, даже не являющимся вашим близким другом, ремонтировать квартиру - тоже.
Я ощущаю свою неспособность говорить "нет", когда меня просят помочь, более того, я обнаруживаю, что постоянно сам ввязываюсь в ситуации, где необходимо пожертвовать своим - временем, деньгами, силами - в пользу кого-то еще.
Приоритет потребностей других людей перед своими собственными - это проявление крайне низкого ощущения собственной ценности. Если я ощущаю свою низкую ценность, значит, любовь и признание необходимо приобретать трудом. И pleaser бросается совершать множественные акты самопожертвования, не в силах остановиться. Не спасать никого и не помогать никому, значит испытывать сильное чувство вины: моё существование ничем не оправдано.
Но здесь еще и важный внутренний слой. Каждый раз, жертвуя своими потребностями, я причиняю себе ущерб и испытываю, хочу я этого или нет, сильное чувство гнева. Не зная, как его выразить, панически боясь потерять любовь окружающих, потому что позволил(а) себе рассердиться, я проглатываю свой гнев. Именно эту скрытую функцию чаще всего несут приступы обжорства у компульсивных едоков и бинджеров: скрыть, подавить, задушить, утопить в калориях бушующий внутри гнев.
Сегодня 17-ый день, как я записываю, что, сколько и когда ем. По-моему, у меня ничего не прибавилось и не отнялось. Только появилось чувство контроля. Надо перечитать светлячка... надо. Может быть, прямо сейчас.
Только теперь я вспомнил их лица в тот вечер, когда они после Крейцеровой сонаты сыграли какую-то страстную вещицу, не помню кого, какую-то до похабности чувственную пьесу. "Как я мог уехать? - говорил я себе, вспоминая их лица. - Разве не ясно было, что между ними все совершилось в этот вечер? и разве не видно было, что уже в этот вечер между ними не только не было никакой преграды, но что они оба, главное она, испытывали некоторый стыд после того, что случилось с ними?" Помню, как она слабо, жалобно и блаженно улыбалась, утирая пот с раскрасневшегося лица, когда я подошел к фортепиано. Они уже тогда избегали смотреть друг на друга, и только за ужином, когда он наливал ей воды, они взглянули друг на друга и чуть улыбнулись. Я с ужасом вспомнил теперь этот перехваченный мною их взгляд с чуть заметной улыбкой. "Да, все кончено", - говорил мне один голос, и тотчас же другой голос говорил совсем другое. "Это что-то нашло на тебя, этого не может быть",-говорил этот другой голос. Мне жутко стало лежать в темноте, я зажег спичку, и мне как-то страшно стало в этой маленькой комнатке с желтыми обоями. Я закурил папироску и, как всегда бывает, когда вертишься в одном и том же кругу неразрешающихся противоречий, - куришь, и я курил одну папироску за другой, для того чтобы затуманить себя и не видать противоречий. Я не заснул всю ночь, и в пять часов, решив, что не могу оставаться более в этом напряжении и сейчас же поеду, я встал, разбудил сторожа, который мне прислуживал, и послал его за лошадьми. В заседание я послал записку о том, что я по экстренному делу вызван в Москву; потому прошу, чтобы меня заменил член. В восемь часов я сел в тарантас и поехал.
Через два дня я уехал в уезд, в самом хорошем, спокойном настроении простившись с женой. В уезде всегда бывало пропасть дела и совсем особенная жизнь, особенный мирок. Два дня я по десяти часов проводил в присутствии. На другой день мне в присутствие принесли письмо от жены. Я тут же прочел его. Она писала о детях, о дяде, о нянюшке, о покупках и между прочим, как о вещи самой обыкновенной, о том, что Трухачевский заходил, принес обещанные ноты и обещал играть еще, но что она отказалась. Я не помнил, чтобы он обещал принести ноты: мне казалось, что он тогда простился совсем, и потому это неприятно поразило меня. Но дела было столько, что некогда было подумать, и я только вечером, вернувшись на квартиру, перечел письмо. Кроме того, что Трухачевский без меня был еще раз, весь тон письма показался мне натянутым. Бешеный зверь ревности зарычал в своей конуре и хотел выскочить, но я боялся этого зверя и запер его скорей. "Какое мерзкое чувство эта ревность! - сказал я себе. - Что может быть естественнее того, что она пишет?"
- Да-с, явился этот человек. - Он замялся и раза два произвел носом свои особенные звуки. Я видел, что ему мучительно было называть этого человека, вспоминать, говорить о нем. Но он сделал усилие и, как будто порвав то препятствие, которое мешало ему, решительно продолжал: - Дрянной он был человечек, на мои глаза, на мою оценку. И не потому, какое он значение получил в моей жизни, а потому, что он действительно был такой. Впрочем, то, что он был плох, служило только доказательством того, как невменяема была она. Не он, так другой, это должно было быть.
Это пока здоровье. И то мученье. Но уж если заболел, тогда кончено. Совершенный ад. Предполагается, что болезнь можно лечить и что есть такая наука и такие люди - доктора, и они знают. Не все, но самые лучшие знают. И вот ребенок болен, и надо попасть на этого самого лучшего, того, который спасает, и тогда ребенок спасен; а не захватил этого доктора или живешь не в том месте, где живет этот доктор,- и ребенок погиб. И это не ее исключительная вера, а это вера всех женщин ее круга, и со всех сторон она слышит только это: у Екатерины Семеновны умерло двое, потому что не позвали вовремя Ивана Захарыча, а у Марьи Ивановны Иван Захарыч спас старшую девочку; а вот у Петровых вовремя, по совету доктора, разъехались по гостиницам - и остались живы, а не разъехались - и померли дети. А у той был слабый ребенок, переехали, по совету доктора, на юг - и спасли ребенка. Как же тут не мучаться и не волноваться всю жизнь, когда жизнь детей, к которым она животно привязана, зависит от того, что она вовремя узнает то, что скажет об этом Иван Захарыч. А что скажет Иван Захарыч, никто не знает, менее всего он сам, потому что он очень хорошо знает, что он ничего не знает и ничему помочь не может, а сам только виляет как попало, чтобы только не перестали верить, что он что-то знает. Ведь если бы она была совсем животное, она так бы не мучалась; если же бы она была совсем человек, то у ней была бы вера в бога, и она бы говорила и думала, как говорят верующие бабы: "Бог дал, бог и взял, от бога не уйдешь". Она бы думала, что жизнь и смерть как всех людей, так и ее детей вне власти людей, а во власти только бога, и тогда бы она не мучалась тем, что в ее власти было предотвратить болезни и смерти детей, а она этого не сделала. А то для нее положение было такое: даны самые хрупкие, подверженные самым бесчисленным бедствиям, слабые существа. К существам этим она чувствует страстную, животную привязанность. Кроме того, существа эти поручены ей, а вместе с тем средства сохранения этих существ скрыты от нас и открыты совсем чужим людям, услуги и советы которых можно приобретать только за большие деньги, и то не всегда. Вся жизнь с детьми и была для жены, а потому и для меня, не радость, а мука. Как же не мучаться? Она и мучалась постоянно. Бывало, только что успокоимся от какой-нибудь сцены ревности или просто ссоры и думаем пожить, почитать и подумать; только возьмешься за какое-нибудь дело, вдруг получается известие, что Васю рвет, или Маша сходила с кровью, или у Андрюши сыпь, ну и конечно, жизни уж нет. Куда скакать, за какими докторами, куда отделить? И начинаются клистиры, температуры, микстуры и доктора. Не успеет это кончиться, как начинается что-нибудь другое. Правильной, твердой семейной жизни не было. А было, как я вам говорил, постоянное спасение от воображаемых и действительных опасностей. Так ведь это теперь в большинстве семей. В моей же семье было особенно резко. Жена была чадолюбива и легковерна. Так что присутствие детей не только не улучшало нашей жизни, но отравляло ее. Кроме того, дети - это был для нас новый повод к раздору. С тех пор как были дети и чем больше они росли, тем чаще именно сами дети были и средством и предметом раздора. Не только предметом раздора, но дети были орудием, борьбы; мы как будто дрались друг с другом детьми. У каждого из нас был свой любимый ребенок - орудие драки. Я дрался больше Васей, старшим, а она Лизой. Кроме того, когда дети стали подрастать и определились их характеры, сделалось то, что они стали союзниками, которых мы привлекли каждый на свою сторону. Они страшно страдали от этого, бедняжки, но нам, в нашей постоянной войне, не до того было, чтобы думать о них. Девочка была моя сторонница, мальчик же старший, похожий на нее, ее любимец, часто был ненавистен мне.
Как вспомню только, даже теперь, жизнь и состояние жены в первое время, когда было трое, четверо детей и она вся была поглощена ими,- ужас берет. Жизни нашей не было совсем. Это была какая-то вечная опасность, спасенье от нее, вновь наступившая опасность, вновь, отчаянные усилия и вновь спасенье - постоянно такое положение, как на гибнущем корабле. Иногда мне казалось, что это нарочно делалось, что она прикидывалась беспокоящейся о детях, для того чтобы победить меня. Так это заманчиво, просто разрешало в ее пользу все вопросы. Мне казалось иногда, что все, что она в этих случаях делала и говорила,- она делала и говорила нарочно. Но нет, она сама страшно мучалась и казнилась постоянно с детьми, с их здоровьем и болезнями. Это была пытка для нее и для меня тоже. И нельзя ей было не мучаться. Ведь влечение к детям, животная потребность кормить, лелеять, защищать их - была, как она и есть у большинства женщин, но не было того, что есть у животных,- отсутствия воображения и рассудка. Курица не боится того, что может случиться с ее цыпленком, не знает всех тех болезней, которые могут постигнуть его, не знает всех тех средств, которыми люди воображают, что они могут спасать от болезней и смерти. И дети для нее, для курицы, не мученье. Она делает для своих цыплят то, что ей свойственно и радостно делать; дети для нее радость. И когда цыпленок начинает болеть, ее заботы очень определенные: она греет, кормит его. И, делая это, знает, что она делает все, что нужно. Издохнет цыпленок, она не спрашивает себя, зачем он умер, куда он ушел, поквохчет, потом перестанет и продолжает жить по-прежнему. Но для наших несчастных женщин и для моей жены было не то. Уж не говоря о болезнях - как лечить, о том, как воспитывать, растить, она со всех сторон слышала и читала бесконечно разнообразные и постоянно изменяющиеся правила. Кормить так, тем; нет, не так, не тем, а вот этак; одевать, поить, купать, класть спать, гулять, воздух,- на все это мы, она преимущественно, узнавала всякую неделю новые правила. Точно со вчерашнего дня начали рожаться дети. А не так накормили, не так искупали, не вовремя, и заболел ребенок, и оказывается, что виновата она, сделала не то, что надо делать.
ссоры начинались из таких поводов, что невозможно бывало после, когда они кончались, вспомнить из-за чего. Рассудок не поспевал подделать под постоянно существующую враждебность друг к другу достаточных поводов. Но еще поразительнее была недостаточность предлогов примиренья. Иногда бывали слова, объяснения, даже слезы, но иногда... ох гадко и теперь вспомнить - после самых жестоких слов друг другу вдруг молча взгляды, улыбки, поцелуи, объятия... Фу, мерзость! Как я мог не видеть всей гадости этого тогда...
- Ведь что, главное, погано,- начал он,- предполагается в теории, что любовь есть нечто идеальное, возвышенное, а на практике любовь ведь есть нечто мерзкое, свиное, про которое и говорить и вспоминать мерзко и стыдно. Ведь недаром же природа сделала то, что это мерзко и стыдно. А если мерзко и стыдно, то так и надо понимать. А тут, напротив, люди делают вид, что мерзкое и стыдное прекрасно и возвышенно. Какие были первые признаки моей любви? А те, что я предавался животным излишествам, не только не стыдясь их, но почему-то гордясь возможности этих физических излишеств, не думая притом нисколько не только о ее духовной жизни, но даже и об ее физической жизни. Я удивлялся, откуда бралось наше озлобление друг к другу, а дело было совершенно ясно: озлобление это было не что иное, как протест человеческой природы против животного, которое подавляло ее.
И вот для женщины только два выхода: один - сделать из себя урода, уничтожить или уничтожать в себе по мере надобности способность быть женщиной, то есть матерью, для того чтобы мужчина мог спокойно и постоянно наслаждаться; или другой выход, даже не выход, а простое, грубое, прямое нарушение законов природы, который совершается во всех так называемых честных семьях. А именно тот, что женщина, наперекор своей природе, должна быть одновременно и беременной, и кормилицей, и любовницей, должна быть тем, до чего не спускается ни одно животное. И сил не может хватить. И оттого в нашем быту истерики, нервы, а в народе - кликуши. Вы заметьте, у девушек, у чистых, нет кликушества, только у баб, и у баб, живущих с мужьями. Так у нас. Точно так же и в Европе. Все больницы истеричных полны женщин, нарушающих закон природы. Но ведь кликуши и пациентки Шарко - это совсем увечные, а полукалек женщин полон мир. Ведь только подумать, какое великое дело совершается в женщине, когда она понесла плод или когда кормит родившегося ребенка. Растет то, что продолжает, заменяет нас. И это-то святое дело нарушается - чем же? - страшно подумать! И толкуют о свободе, правах женщин. Это все равно, что людоеды откармливали бы людей пленных на еду и вместе с тем уверяли бы, что они заботятся о их правах и свободе. Все это было ново и поразило меня. - Так как же? Если так, то,- сказал я,- выходит, что любить жену можно раз в два года, а мужчина... - Мужчине необходимо,- подхватил он. - Опять милые жрецы науки уверили всех. Я бы им, этим волхвам, велел исполнять должность тех женщин, которые, по их мнению, необходимы мужчинам, что бы они тогда заговорили? Внушите человеку, что ему необходима водка, табак, опиум, и все это будет необходимо. Выходит, что бог не понимал того, что нужно, и потому, не спросившись у волхвов, дурно устроил. Извольте видеть, дело не сходится. Мужчине нужно и необходимо, так решили они, удовлетворять свою похоть, а тут замешалось деторождение и кормление детей, мешающие удовлетворению этой потребности. Как же быть-то? Обратиться к волхвам, они устроят. Они и придумали. Ох, когда это развенчаются эти волхвы с своими обманами? Пора! Дошло уже вот докуда, с ума сходят и стреляются, и все от этого. Да как же иначе? Животные как будто знают, что потомство продолжает их род, и держатся известного закона в этом отношении. Только человек этого знать не знает и не хочет. И озабочен только тем, чтобы иметь как можно больше удовольствия. И это кто же? Царь природы, человек. Ведь вы заметьте, животные сходятся только тогда, когда могут производить потомство, а поганый царь природы - всегда, только бы приятно. И мало того, возводит это обезьянье занятие в перл создания, в любовь. И во имя этой любви, то есть пакости, губит - что же? - половину рода человеческого. Из всех женщин, которые должны бы быть помощницами в движении человечества к истине и благу, он во имя своего удовольствия делает не помощниц, но врагов. Посмотрите, что тормозит повсюду движение человечества вперед? Женщины. А отчего они такие? А только от этого. Да-с, да-с,- повторил он несколько раз и стал шевелиться, доставать папиросы и курить, очевидно желая несколько успокоиться.
Рабство женщины ведь только в том, что люди желают и считают очень хорошим пользоваться ею как орудием наслаждения.